В субботу разбудил звонок в дверь. Открываю – на пороге мужик неопределенного возраста, с «сидором» через плечо, в фуфайке и сапогах.
— Ты Мишка, — спрашивает. – Я твой дядька, неделю назад откинулся. Без малого четвертак отмотал. Ты ведь меня помнишь?
И смотрит так доверчиво, что я без лишних уточнений предложил ему пройти. Собрал на стол, что нашел в холодильнике, дядька накинулся на еду, видно было, что давно не ел. Поблагодарил, и рассказал свою историю.
Адрес ему дала моя мама, написала в письме, что я отзывчивый и могу помочь. На зону попал по малолетке, но освободился только сейчас из-за постоянных конфликтов с администрацией и «авторитетами», которые на нее работали. Несколько драк добавили время отсидки до двадцати пяти лет.
Полдня говорили ни о чем. Вторую половину решали вопрос со съемом жилья. Купил дядьке все необходимое на первое время, с трудом научил пользоваться телефоном.
Договорились, что он отдохнет, пообщается со стоматологом, и найдем ему подходящую работу.
Встречались с ним два-три раза в неделю, дядька смотрел на все окружающее большими глазами, и постоянно твердил, что не знает, как здесь прижиться, в зоне все понятно, а здесь – полная тьма.
Потом начал поговаривать о возвращении в лагерь. Все мои убеждения, что жизнь наладится, материальные проблемы закроем, он не воспринимал.
И ведь мужик-то оказался неплохой, не наглел с деньгами, тратил по самому минимуму, общительный, а двадцать пять проведенных лет в зоне сказывались только на лексиконе.
И все же он ушел. Чуть больше месяца побыл на свободе. Мне позвонила хозяйка квартиры, которую я ему снимал, сказала, что дядька оставил ключи и письмо для меня.
Письмо было короткое: «Мишка, благодарю тебя за все, но я не могу здесь. Увидел тебя, увидел сестру, этого мне достаточно. Пойду туда, где привык».